Много лет назад жил на свете хан. Он был такой жестокий и злой, что люди боялись даже в разговоре произносить его имя. А если случалось ему проезжать по дорогам, то жители убегали из селений в степи и прятались, где могли, чтобы только не попасться ему на глаза.
Близких слуг своих он казнил без жалости за всякую провинность. Друзей у него не было: никто из окрестных ханов не решался быть в дружбе с таким жестоким и свирепым соседом.
Жена хана давно умерла е горя и тоски. Но у хана остался сын —молодой человек замечательной красоты и ума.
Это было единственное существо на земле, которое любил жестокий старый хан.
Много друзей и товарищей было у Хусаина. С ними он скакал по степям, выезжал на соколиную охоту, состязался в стрельбе из лука. Но больше всего любил смелый Хусаин уезжать в горы на охоту за дикими зверями. Сколько раз возвращался он домой радостный и довольный, а слуги несли за ним его добычу — туши диких вепрей и антилоп.
Старый хан беспокоился за сына и не любил, чтобы тот далеко уезжал в горы.
— Незачем тебе показывать свою удаль в этих опасных забавах, — повторял он, встречая сына.
Но Хусаин только смеялся. Он был уверен в своей силе и ловкости.
Долгое время всё шло хорошо. Но вот однажды Хусаин снова собрался на охоту,р%,$рры. На этот раз он отправился один, не взяв с собой никого из слуг. Только своему любимому старому конюху он сказал, чуо едет за диким вепрем, который недавно появился в этих местах.
Испугался старый конюх:
— Берегись, Хусаин, как бы не напал на тебя вепрь.
Засмеялся юноша: .
— Полно, старик, не бойся. Разве в первый раз я отправляюсь на такую охоту?
Стегнул коня — и ускакал.
Ускакал Хусаин — и не вернулся.
Вечер наступил; звёзды зажглись над степью, потянуло запахом цветов и полыни. Вышел старый хан из своей шёлковой палатки гневный, хмурый.
— Где Хусаин? Где мой сын?
Молчали слуги, потупили глаза в землю. Боялись они сказать старому хану, куда уехал Хусаин. Снимет с них хан головы за то, что отпустили юношу одного.
Ночь опустилась над степью. Не находит хан себе места от тоски. Топнул он ногой в сафьяновом сапоге и взмахнул шёлковой плёткой.
— Эй! Слуги!
Сбежались слуги со всех сторон. Стоят, глаз поднять не смеют, ждут, чего от них-хан потребует.
— Скачите во все концы: в горы, в степь, вдоль реки. Ищите моего сынa! Помните: кто привезёт мне весть, что с Хусаином случилось что-нибудь недоброе, тому я залью глотку кипящим свинцом! Ступайте!
Просвистела ещё раз ханская плётка. Кинулись слуги врассыпную, вскочили на коней, поскакали в степь, в горы искать Хусаина — ханского сына.
Нескоро нашли они бедного юношу. Лежал Хусаин с растерзанной грудью под большим развесистым деревом. Видно, напал на него из-за дерева дикий вепрь и вонзил ему в сердце острые клыки. В горести и страхе стояли слуги над телом ханского сына. «Что теперь будет? Как сказать хану о страшном несчастье?»
Плакали слуги и от горести при виде погибшего юноши, и от страха перед тем, что их ожидает, если принесут они хану страшную весть.
И сказал тогда старый конюх товарищам:
— Друзья, все вы знаете пастуха Али, что живёт в хижине у горного ручья. Нищий пастух Али, а ум. и искусство его славятся далеко. Он всё знает и умеет: и кувшины лепит из глины, и арканы для ловли коней плетёт, и новую пастушью свирель придумал. Пойдём к Али и спросим, как нам быть.
Пастух Али сидел у порога своей хижины и плёл корзину из ивовых прутьев. С горестью выслушал он рассказ слуг.
— Мы пришли к тебе, Али, за помощью, — сказали они, кончив свою печальную повесть. — Научи, как нам спастись от страшной казни, которая нас ожидает.
Долго думал Али, поникнув седой головой.
— Хорошо, — сказал он наконец,—до утра ещё далеко. Ложитесь и отдохните здесь у костра. Постараюсь помочь вашей беде.
На куче мягких опавших листьев и степных трав растянулись усталые слуги вокруг огня и быстро заснули.
А старый Али не спал. Он принёс тонких досок, сухих конских жил и принялся что-то мастерить.
Наутро слуги были разбужены нежной, грустной и жалобной музыкой. Они вскочили и увидели старого пастуха. Али сидел поджав ноги, и держал в руках невиданный ими прежде музыкальный инструмент. Тонкие струны были натянуты на нём, а под ними виднелось круглое отверстие. Али перебирал струны старческими пальцами, и инструмент пел в его руках, как живой.
— Теперь идёмте к хану, — сказал старый пастух.
Окружённый испуганными слугами, вошёл он в палатку хана.
— Ты принёс мне весть о Хусаине? — грозно спросил его хан.
— Да, великий хан, — ответил Али. И. заиграл на том музыкальном инструменте, который он смастерил ночью.
Застонали, заплакали струны. Словно жалобный шум леса пронёсся под шёлковым шатром ханской палатки. Резкий свист ветра смешался с воем дикого зверя. Громко вскрикнули струны, словно человеческий голос, молящий о помощи. Ужас охватил всех слушавших, — так ясно рассказала музыка о том, что случилось. Хан вскочил с места:
— Ты принёс мне весть о гибели Хусаина! Но ты знаешь, что я обещал вестнику несчастья залить горло горячим свинцом?
— Хан, — спокойно отвечал старый пастух, — я ничего не рассказал тебе. Я не произнёс ни одного слова. Если ты гневаешься, то накажи этот инструмент, который я смастерил и который назвал домброй.
И хан, обезумевший от ярости и горя, приказал плеснуть горячим свинцом в круглое отверстие домбры.
Так старый Али своей находчивостью и мастерством спас жизнь деёятку ханских слуг. А у жителей степей появился с тех пор новый музыкальный инструмент — домбра.
Очень полюбили его казахи и стали петь под музыку домбры свои прекрасные песни.
