Да, только такой самоуверенный и ненаблюдательный тип, как Кургоко мог заполучить в жены силачку Лашин. Даже грубить ей умудряется, не боясь улететь за плетень вслед за коровой. Ну хоть результаты боя не пересмотрели за несоблюдение правил. Мол, какой из женщины – богатырь…
Часто мой дед рассказывал эту сказку. Он слышал ее от своего деда, а тот — от своего. А прапрадед будто бы сам был свидетелем того, о чем в ней рассказывается.
Было то или не было — не знаю. Напал на Кабарду какой-то хан. Расположился он на берегу быстрой реки Баксан. Враг был очень силен, и кабардинцы не решились вступить в открытый бой. Хан тоже не спешил начинать битву и прислал к кабардинскому князю своих послов.
— Наш хан не хочет кровопролития, — сказали послы. — Пусть поборются два силача — ваш и наш. Если победит наш силач, кабардинцы должны будут платить хану такую дань, какую он назначит. А если победит ваш силач, хан с войском уйдет к себе.
Князь попросил дать ему три дня сроку. Созвал он стариков для совета. Долго думали мудрые старцы и наконец решили, что надо принять предложение хана. Раньше на Кавказе часто так решали исход битвы: чей силач победит, тот и победитель.
Стали думать, кто мог бы вступить в единоборство с ханским силачом, и выбрали Кургоко, сына старика Хату. Позвали Кургоко. Молодой джигит был хвастлив и заносчив.
— Не страшен мне никакой силач! Я надеюсь на себя, — сказал он.
— Если не боишься, то через два дня будь готов к бою, — сказал ему князь и отправил к хану своих послов известить, что через два дня состоится поединок.
В этот же вечер кабардинцы услышали в стане хана страшный рев.
— Кто это ревет? — спрашивали они друг друга.
Оказалось, что так страшно ревет не зверь, а ханский силач — богатырь громадного роста и с безобразным лицом. Он был прикован цепью к столбу, и кормили его только сырым мясом.
Услыхал эти рассказы Кургоко, перепугался. Пожалел он, что похвастал тогда перед князем. Не надеялся Кургоко на свои силы — так и сказал он своему отцу.
Задумался старик. Вошла в саклю жена Кургоко. Звали ее Лашин.
— О чем вы задумались? Какая беда у вас случилась?
— Молчи, не спрашивай! — отвечал ей Кургоко. — Если мы думу думаем, то есть на это большая причина.
— Какая же? Может быть, я помогу вам?
Засмеялся Кургоко:
— Не женского ума дело — речь идет о судьбе нашего народа. Твое дело растить детей, коров доить, готовить обед.
Обиделась Лашин, ни словечка не сказала мужу, ушла доить корову.
Старику Хату понадобилось что-то во дворе, вышел он следом за невесткой и видит, что одна корова не дает себя доить. Рассердилась Лашин, схватила ее одной рукой под брюхо и перебросила через плетень.
Удивился Хату богатырской силе своей невестки, обрадовался, поскорее вернулся в саклю. Пришла ему в голову мысль — вот кто выручит сына!
— Отец, научи, как мне быть? Завтра поединок. Боюсь, не одолеть мне вражеского богатыря, — сказал Кургоко.
— Не горюй, сын мой, — отвечал ему Хату. — Послушай, что я тебе скажу. Из далекого аула пробрался к нам один молодой кабардинец. Он еще почти мальчик, но очень силен. Он и поборет ханского богатыря. Завтра рано утром этот юноша приедет сюда. Ты ни о чем не расспрашивай его. Поезжай с ним в степь, на место боя. Когда появится ханский силач, ты скажи: «Разве это богатырь? Не хочу марать о него свои руки. Слишком слаб для меня. Пусть он попробует победить моего младшего товарища» — и укажи на своего спутника.
В это время в саклю снова вошла Лашин. Старик Хату послал сына во двор задать корму коням. А когда Кургоко вышел из сакли, старик рассказал невестке, какая случилась беда.
— Только ты поможешь нашему горю и горю всего народа. Ты одна сумеешь победить ханского богатыря.
— Да, — ответила Лашин, — я чувствую, что есть у меня силы. Но ведь я женщина, и народ не допустит…
— Ты надень старую черкеску Кургоко, а шапку надвинь на самые глаза. Когда поедешь в степь, ни о чем не говори с Кургоко и никому не открывайся, что ты женщина, до тех пор, пока я не подойду к тебе…
— Я сделаю так, как ты сказал, — обещала Лашин.
Рано утром проснулся Хату, проснулся Кургоко. Вышли они во двор, а молодой джигит уже ожидает их.
Сел Кургоко на коня и вместе с молодым джигитом поехал на поле боя. А там уже собралось много народа.
На кургане для хана был расстелен роскошный ковер. Хан сидел, поджав под себя ноги, и курил трубку. Он был уверен в победе. А ханский богатырь стоял на поле и показывал свою силу. Он ломал руками толстые деревья, словно это были тонкие прутья.
Поле, на котором должны были биться богатыри, кончалось скалистым обрывом.
Слезая с коня, Кургоко громко сказал:
— Разве это богатырь? Не хочу марать о него свои руки. Слишком слаб для меня! Пусть он попробует победить моего младшего товарища, — и Кургоко указал на молодого джигита, с которым приехал.
Хан дал знак, и борцы стали сходиться. Богатырь хана схватил своего противника, но не смог сбить его с ног. Тогда молодой джигит схватил ханского богатыря, приподнял и с силой ударил его об землю, а потом потащил к обрыву и сбросил со скалы.
Радостный крик победы раздался в рядах кабардинцев. А хан не мог слова вымолвить — ведь он был уверен, что победит его богатырь! Пришлось ему признать себя побежденным.
— Теперь я вижу, что твои богатыри сильнее моих, — сказал наконец хан кабардинскому князю.
Тут из толпы выступил старик Хату и подошел к победителю.
— Смотрите все, ханского богатыря победила женщина, жена моего сына! — и он снял с нее шапку.
Большие черные косы упали из-под шапки на плечи Лашин. Крик удивления пронесся по толпе.
— Счастлив народ, у которого такие женщины, — сказал хан. — Если ваши женщины так сильны, то какою же силой должны обладать мужчины? Нет, с таким народом я буду жить в дружбе.
И хан со своим войском ушел из Кабарды.
А скала, с которой был сброшен богатырь, с тех пор стала называться скалой Лашин.
