Пригожуня-женка

Сказка о том, как бог подарил батраку явно адскую девицу, назначив ее тому в жены, а жадный и  похотливый дворянин пытался ее заполучить. Попался он на типичную для сказок уловку «сначала помолодей, да похорошей». Потому что не был наблюдателен.

Служил человек у одного богатого хозяина, служил он с малых лет и служил усердно. Был он человек верный да работящий, и хозяин тот уважал его за трудолюбие. Известно, кормясь у людей, не много увидишь, услышишь, не многому выучишься; так и тот человек — что день, что ночь в труде и работе — не много видел, не много слышал. Дожил он до взрослых лет, а свету не видал. И захотелось ему поглядеть, как люди живут. И стал он проситься у хозяина:

— Пусти да пусти, хоть погляжу на людей, а то век у тебя прожил — в лесу, словно взаперти — что делается на свете, не знаю.

Нечего делать — отпустил его тот хозяин.

— Сдурел ты, — говорит, — под старость: неведомо чего тебе захотелось — свет поглядеть! Везде люди как люди. Ты думаешь, что где-нибудь есть кисельные берега? Нигде нет. Вот сидел бы на одном месте, теплей бы было. На одном месте лежа и камень обрастает…

И много чего ему говорил, уговаривал остаться. Но тот как уперся — пойду, да пойду — хоть ты что хочешь ему делай! Должен пустить его хозяин.

— Ну, — говорит, — нечего делать — должен пустить тебя. Жаль мне тебя — настрадаешься ты у людей: чужая сторона не родная матка. Иди себе. Человек ты справедливый, служил ты мне верно — вот тебе за твой труд.

И дал ему мешочек червонцев.

— На что мне это? — говорит батрак, потому что не знает, что можно с деньгами делать и на что они потребны. Не хотел брать. Но хозяин насильно положил их ему за пазуху и говорит:

— Пригодится в дороге; это деньги, а без денег в теперешний мир никуда не сунешься.

Собрался тот парень и пошел свет глядеть.

Шел, шел он, куда глаза глядят, дошел до городка. Тяжко ему нести то золото за пазухой. Вошел он в лавку, вынул мешочек с золотом и говорит торговке:

— Возьми себе, что тут есть, а мне положи чего-нибудь легонького.

Та глянула — обрадовалась, и от радости не знает, чего ему положить. Попался под руки ладан — положила ему ладану. Пошел тот человек дальше.

Настала ночь, а кругом лес, негде переночевать. Наткнулся он около дороги на сруб. «Тут заночую», — думает себе. Натащил в сруб хворосту, разложил огонь. Было у него сало и хлеб. Стал он жарить сало на вертеле и есть с хлебом. Поужинал и заснул в том срубе. Огня не потушил, чтобы теплей было спать и чтоб комары не кусали. И вдруг спросонья слышит — что-то жарко стало. Проснулся — горит сруб. Что он ни делал, чтобы потушить его, но разве огонь без воды потушишь?

Едва-едва сам живой выскочил. Горит сруб. Плачет тот парень:

— Боже, ты мой Боже! Наделал я человеку беды, пропал его труд… Пусть же, — говорит, — и мой труд пропадает.

С этими словами выхватил из-за пазухи мешочек с ладаном и кинул его в огонь. Пошел запах от ладана вверх, дошел до неба. Услышал Бог тот запах и посылает ангела узнать, чего этот человек хочет. Слетел ангел и спрашивает:

— Чего тебе нужно, человече? Чего ты хочешь?

Подумал, подумал тот человек — не знает, чего ему просить, что ему надо! Потом говорит:

— Дай ты мне женку, если ты такой добрый; а то не хочет за меня идти ни одна девка, потому что я бобыль. И коли я, бывало, стану шутить с девчатами на игрище или на посиделках, так только, бывало, шарахаются. А мне бы женка нужна была. Да и правду сказать — плохо человеку быть без жены.

Ангел выслушал его, полетел к Богу. Бог и говорит:

— Правда его — плохо человеку быть без жены. Человек он чистосердечный — нужно ему дать жену.

Потом говорит ангелу:

— Сходи ты к этому человеку и скажи ему: пусть он идет прямо по дороге на восход солнца, дойдет он до росстаней*, там будет стоять крест**, а под крестом увидит веревку. Пусть дернет трижды за веревку и ждет: будет ему женка.

_______________

*Росстань — перекресток.

**В Западной Украине и Западной Беларуси существовал христианский обычай — на перекрестках дорог ставить крест.

Ангел полетел и так сказал бедному парню. Скоро показалось красное солнышко, осветило и обогрело всю землю. Поднялись пташки, стали щебетать, и наш парень пошел на восход солнца искать перекрестка дорог. Долго ли, нет ли, шел он, только нашел дорогу к кресту: стоит крест, и веревка при нем висит. Дернул наш бедный парень за веревку: раз, другой раз и третий, дернул и ждет. Так прошел целый час — ничего нет.

«Обманули, — думает он. — А говорили: как дернешь — будет женка. Где же она?».

Хотел уже идти прочь, вдруг слышит — что-то зашумело. Глянул вверх — летит что-то с неба, летит, аж гудит. Потом шлеп на землю:

— Я тут! — говорит.

Глянул тот парубок* — лежит рыбина, большущая рыбина.

_____________________

*Парубок — парень.

— Вот и получил, — говорит он, — вот тебе и женка! Как же я буду жить с рыбиной? Что я, окунь какой-нибудь, что ли?

А тем временем эта рыба хлоп-хлоп хвостом — трижды встрепенулась, и вышла из нее паненка. Да такая пригожая, как нарисованная! Глянул на нее парень и рот разинул; глядит — слова вымолвить не может, словно язык проглотил. Глядит — ни рукой, ни ногой не двинет, шевельнуться не может, словно околдованный. И было от чего! Ведь очень она пригожая. А паненка стоит перед ним, головку набок склонила, ручки на животе сложила, платочек в руках держит — чистый ангелок!

И говорит паненка:

— Будь здоров, мой муж богоданный!

А он молчит — своим ушам не верит.

— Будь здоров, мой муж! — говорит она другой раз.

А он молчит — сказать слова не смеет.

— Будь здоров, мой муж! Что ж ты молчишь? — говорит она в третий раз.

Тогда только он осмелился:

— Здравствуй, здравствуй! — говорит.

— Я твоя женка, — говорит она. — Рад ли ты мне?

Тут к нему наконец речь вернулась.

— Моя же ты паненочка! Может ли это быть? Нет, видно, паненка, ты надо мной насмехаешься? Ты такая молоденькая, пригожая, а я, известно, мужик.

— Не бойся, — говорит она, — и мужик человек. У Бога все люди равны…

— Боюсь, как же ты со мной будешь жить — я тебе не ровня, и, если уж правду говорить, стар я для тебя.

— Не бойся, говорю тебе! Поживем — поладим. А теперь нужно подумать, где нам ночку ночевать: пойдем себе хатку искать.

И пошли они. Пришли в село. Идут по селу, спрашивают, не пустит ли кто жить к себе. Дивятся люди: откуда эта паненка взялася? И с мужиком ходит, и говорит, что это муж ее… Боялись пустить. Но все-таки смиловался один хозяин, пустил их в баньку жить. Вошли они в баньку — черно кругом, грязно, воды налито.

На что уж парень — ко всему привык, но и он, глянув, заплакал: как же она, паненка, такая хрупкая, как она тут будет жить? Негде ни сесть, ни лечь, ни еду сварить! Подумал он об этом и заплакал.

— Чего ты плачешь? — спрашивает она у него.

— Я плачу, что на горе Бог послал тебя ко мне. Некуда тебе притулиться. Как ты будешь жить здесь?

— Не бойся, — говорит, — проживем.

Стала она у порога, трижды махнула платочком, что был у нее в руках, и банька как позолотела: и стол явился, и лавки, и постель, и еда — все, что нужно. Снова парубок тот подивился — рот разинул: «Чудесная, — думает себе, — особа!». И стали они жить.

Но недолго-таки нажилися. Видели люди, что у мужика такая женка пригожая, захотели выслужиться — пошли к пану. «Так и так, — говорят, — пане, объявился тут мужик с паненкой, живет как муж с женкой. Куда ему, мужику, такая женка? Она настоящая паненка, молодая, пригожая, а он, известно, мужик. Куда она ему? Вот кабы пану…».

А пан был рябой, некрасивый, но большой охотник до девушек. Под вечер пошел он в село, будто на прогулку, а сам подошел к баньке, поглядел в щелочку, видит — и правда, паненка очень пригожая, а мужик самый обыкновенный. Вошел в баньку.

— Что вы за люди? — спрашивает. — Откуда вы?

— Он, — говорит паненка, — мой муж богоданный, а я его женка.

— Вот как… муж богоданный… Знаем мы такие штуки… Говори ты, мужик, откуда взял такую паненку? — крикнул пан.

— Бог дал, паночек! — говорит парень.

— Вы, наверно, беглые крепостные, — говорит пан.

И приказал их отвести к себе на двор. Привели их, бедных. Плачет мужик, а паненка его утешает:

— Не плачь, ничего он нам не сделает… Потерпим, ведь без горя добра не бывает…

Посадили их во дворе в хатку, стерегут, чтобы не убежали. Пан мужа гоняет, а до женки добирается. Но не на такую напал, голыми руками не возьмешь.

— Я, — говорит, — мужняя жена. Хоть ты, — говорит, — режь меня, а на грех не смутишь.

И задумал пан мужика со свету сжить, чтобы тогда легче было до жены добраться. Задал пан тому парубку задачу:

— Добудь мне, — говорит, — такую дудочку-собачку, что как в хвостик заиграешь, так всякий пойдет плясать. Покуда, — говорит, — не добудешь, домой не возвращайся, а то засеку тебя.

Пришел парень к женке, пришел и плачет:

— Чего ты плачешь? — спрашивает она у него.

— Так и так, — говорит, — задал мне пан задачу такую и такую. А пойти такую собачку искать — значит, к тебе не вернуться. Где я ее возьму такую?

— Не плачь, — говорит его женка, — я тебе дам совет, найдешь собачку такую и домой вернешься, цел будешь, а пан мне ничего не сделает. Ложись теперь спать, а завтра собирайся в дорогу.

Поужинали они, легли спать, выспалися. Наутро женка и говорит своему мужу:

— Вот тебе мой платочек, и вот тебе мой перстенек: перстенек надень на палец, платочек держи в руках. Иди той дорогой, что сюда пришел, подойди к тому кресту, где меня добыл, дерни за ту веревку, что там висит, дерни трижды. Спустится по веревке корзинка, садись в эту корзинку, дерни потом трижды, и ты окажешься на том свете. Будешь ты посередине круга — кругом там огонь горит, грешники жарятся — это пекло. Иди прямо на огонь. Куда ни пойдешь, к огню придешь. Ты когда пойдешь к огню, платочком махни — огонь перед тобой расступится, ты иди дальше. Жарко тебе будет — платочком обтирайся. Перейдешь пекло — будет такое поле, ровное-ровное, широкое-широкое. Пойдешь по полю, будешь людей встречать — ни с кем не говори. Перейдешь поле — кругом будет сад, увидишь много-много ворот; стукни в ворота, выйдут тебе навстречу мои сестры. Ты им скажешь: «Послала меня к вам моя женка, чтобы вы дали мне такую собачку, что если в хвостик заиграешь, то всякий плясать будет». Когда они потребуют доказательства, покажешь им мой перстенек. Они тебе дадут собачку, спрячь ее за пазуху и той же дорогой возвращайся. Придешь к корзинке, сядь в корзинку и спускайся на землю. Ну, будь здоров и иди с Богом.

Попрощался муж с женкой и пошел доставать ту дудочку- собачку. Сделал так, как женка ему рассказала, поднялся на тот свет, оглянулся — стоит посередине круга, по краям смоляные реки обтекают и огнем горят. Высоко-высоко пламя подымается. Куда ни пойди — к пеклу придешь. Как стоял, так и пошел, куда глаза глядят. Чем ближе к пеклу, тем жарче становится. Обтирается платочком — холод чувствует. В пекле шум, крик, стон, словно буря какая воет. Махнул он перед собой платочком, огонь расступился, по бокам стоит, как лес, стенами. Пошел наш парубок по этой дороге, обтираясь платочком, чтобы не было жарко. Вышел на поле — и поле идет кругом, около огня. Широкое поле. Люди по нему слоняются, молчат. И мужик им ничего не сказал — ни худого, ни доброго. Пошел дальше. Подошел-таки и к саду тому. Идет, сад кругом около поля — и все ворота, ворота, и не сосчитать; а в саду поют, играют, как на свадьбе. Подошел этот парень к одним воротам, стукнул в ворота, они сразу и растворились. И увидел он много-много паненок, и все такие же пригожие, как его женка.

— Здравствуйте! — говорит он им. — Прислала меня женка богоданная, чтобы вы дали ту собачку, что если в хвостик заиграешь, то каждый запляшет. А вот вам и знак, что я не обманываю.

И показал им перстенек. Побежала одна из паненок, скоро принесла собачку, подала ему.

— Кланяйся, — говорит, — сестре.

И ворота затворили. Сел около ворот наш мужик, отдохнул немного. Но думает, что нужно к жене поспешать. И как пришел, так и назад пошел. Так и на землю вернулся. Уселся на росстанях под крестом, сидит; дай, думает, погляжу на свою чудную собачку! Вынул ее из-за пазухи, поглядел-поглядел, — дай, думает, заиграю: как это она играет? А то, может, меня обманули, и она не такая чудесная, как пан требует? Тогда хоть домой не возвращайся.

Стали подъезжать какие-то люди, и заиграл тот парень. Только заиграл он — как пошли те люди плясать; пляшут, подпевают:

— Ой, не сам я трясуся, —

Меня черти трясут;

Молодые чертенятки

Подпрыгивают.

Ух-я! Ух-я!

Поют, скачут, остановиться не могут. Скачут люди, скачут кони их. Пастух поблизости пас стадо. Услышали музыку, и они в пляс пустилися: и пастух, и свиньи, и овечки. И так они скакали до тех пор, пока парень не перестал играть. Перестал он — и они остановились. Заморились, а на душе весело. А это были купцы. Поблагодарили они его за музыку и дали ему в подарок платок. Рад он: есть что жене подарить.

Пошел домой. Зашел прежде к своей жене. Поздоровался с нею, платок вынимает из-за пазухи:

— Я тебе, моя женушка, и подарок принес. Добрых людей Бог послал, купцов. Я им поиграл, а они мне платок дали. Вот тебе он. Гляди, какой красивый!

— Благодарю тебя, что ты обо мне не забыл. А пан и не ждал, что ты вернешься. Ты пообедай и иди к нему.

Пошел он к пану. Пан удивился:

— Ты что, вернулся? А где ж твоя собачка?

— Принес, пане, — и вынимает ее из-за пазухи.

— Вот как… принес-таки, — говорит пан. — Ну-ка, заиграй, поглядим, такая ли?

Заиграл парень, и пошел пан плясать. Скачет, припевает:

— Ой, не сам я трясуся, —

Меня черти трясут;

Молодые чертенятки

Подпрыгивают.

Ух-я! Ух-я!

Кто войдет из дворовых — они в пляс пускаются. Уморил он их совсем; некоторые на землю попадали, а и то не унимаются: ногами дрыгают. Столько скакали, сколько играл парубок. Очухался немного пан, отдохнул:

— Подай, — говорит, — собачку!

Парень подал. Тогда пан приказал его в погреб запереть, а тем временем думал его жену силой взять. Но напрасно беспокоился: к ней и подступу нет. Он уже ей и жениться клялся:

— Барыней, — говорит, — будешь.

А она ему так говорит:

— Как я за тебя пойду, коли ты такой старый, рябой, некрасивый, а я такая молодая! Если ты уж хочешь меня в жены взять, так помолодей немного, похорошей.

— Как же я помолодею? Такого способа нет.

— Есть способ, я его знаю, — говорит она.

Кто же не хочет быть молодым? И пан захотел. Сказала ему тогда жена того парня поставить котел посреди двора, разложить огонь под котлом и готовить воду.

— Лезь, — говорит она пану, — в котел, окунись трижды — и молодым будешь.

— Что ты, — говорит ей пан, — сварить меня хочешь? Как же, полезу… увидишь… Ты своего мужа, хама, пошли туда, если такая разумная. А я после…

— Пусть лезет муж, если ты не хочешь быть молодым. Сам будешь жалеть.

И посылает пан за мужем ее. Привели его из погреба. Стоит он, трясется, не знает, что с ним будут делать.

— Лезь в котел, — говорит ему пан, — молодым будешь. Женка твоя для меня приготовила эту баню. Попробуй-ка ты прежде.

Заплакал парень.

— Лезь, не бойся, — говорит ему жена, — будешь цел.

Дала она ему в руку свой перстенек; кинулся он в котел, три раза перевернулся там и выскочил таким молодым, что не налюбуешься. Пана аж зависть взяла. Кинулся он в котел — и вылезти не может. Так и сварился. Мясо его собакам выкинули.