Длинная, но захватывающая сказка про богатыря Ивана Сухобродзенко, который себе жену искал, путешествуя по волшебному десятому царству и пытаясь выкрасть самую красивую девушку у Белого Полянина. Не такой уж это и легкий квест. На пути к свадьбе героя подстерегает множество опасностей. И даже в доме отца его ждет трижды смерть.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик и имел два сына. И растут они не по годам, а по часам; так растут, как из воды идут.
Отдал их батька в школу, и они там так грамоты набрались — почище того, который их обучал.
Вот приходит старший сын к отцу и говорит ему:
— Отец мой возлюбленный! Дай мне лучок и стрелок пучок: я поеду себе рыцарства доставать.
Батька его заплакал, дал ему коня. И поехал он аж в десятое царство. Выехал в степь, раскинул себе шатер и лег на двенадцать суток спать. Проснулся и начал с бабою воевать.
Небольшое время пробыл — пробыл семь лет, и подрос брат его меньший. Приходит тот младший брат к батьке и говорит:
— Отец мой возлюбленный! Дай мне лучок и стрелок пучок — я поеду себе рыцарства доставать.
Дал и ему отец коня и все, провожает его и говорит:
— Поезжай, — говорит, — сын мой милый Иван, поезжай. Бог с тобою! Если тебе в степи вдруг придется с каким-нибудь рыцарем биться, то сначала расспроси, как его звать — а то вдруг наткнешься на брата. Тебя звать Сухобродзенко Иван, а он Сухобродзенко Василь.
Сел тот на коня и поехал. Едет аж в десятое царство. Вдруг видит — в степи стоит шатер, возле него стоит конь, пламя пьет и ярую пшеницу ест. Пустил коня к коню — конь с конем не бьется; пустил хорта* к хорту — хорт с хортом не кусается; пустил сокола к соколу — сокол сокола не клюет.
_________________________
*Хорт — охотничья борзая собака, в некоторых случаях волк.
Входит тот молодец в шатер — а там лежит богатырь, на двенадцать суток спать лег. Он около него походил-походил и сам в том шатре лег спать — двенадцать суток спать, на тринадцатые проснуться.
Незадолго просыпается тот старший; вдруг видит — лежит кто-то возле него! Схватил меч и хотел ему снести голову с плеч, а потом задумался: «Если, — думает, — он на меня сонного не напал, то и я его не трону. Пусть проспится, и я его расспрошу, кто он есть такой».
Выспался тот, проснулся; умылся, помолился Богу. А старший не знает еще, что это его брат. Стал принимать его как гостя, стали они пить чай. Напились чаю, вот он и говорит:
— Ну, теперь сядем на коней и поедем в степь биться!
Поехали, начали биться. Ударились раз — отскочили, ударились в другой раз — отскочили, потом разогнались в третий раз — старший меньшому хотел было голову с плеч снять. Но меньшой вспомнил отцовское слово, да взял и упал с коня и говорит:
— Постой, не бейся! Скажи, кто ты такой?
Тот говорит ему:
— Я Сухобродзенко Василь.
А меньший ему говорит:
— А я Сухобродзенко Иван.
Тогда старший брат соскочил с коня, обхватил его за шею, заплакал и говорит:
— Мы с тобой родные братья; хватит биться, пойдем в шатер!
Отпраздновали встречу, и старший брат говорит:
— Ну, братец, ты отдыхай, а я поеду в степь: ведь уже седьмой год я воюю с бабою, и сейчас должен ехать с ней воевать.
— Поеду и я с тобой, — говорит меньший.
— Нет, ты оставайся, ведь ты еще молоденький, не рубака, так чтобы тебя там не убили. Поеду я сам.
Тот подождал немного, пока брат скрылся, оседлал своего коня и поехал за ним вдогонку. Приезжает, видит — тот уже воюет. Он слез с коня, как махнет мечом — то враги на тот бок, как полова*, а на этот бок, как солома.
__________________
*Полова — отходы при обработке зерна. Чешуйки с зерен, части стручков и стеблей, фрагменты колосьев. Все, что легко отпадает при молотьбе (когда колосья бьют, чтобы из них выпадало зерно) и является мусором.
Видит, что баба убегает, он погнался за нею. Она в нору хотела — только он догнал ее у норы; как махнул мечом, так и отрубил ей половину зада. Она-таки так и убежала в нору. Стоит он над норою и жалеет, что только половину отрубил…
А старший брат ходит меж трупов и ищет его, думает, что он уже давно убитый:
— Ах, Боже мой, только нажил себе брата, а он уже убитый!
Вдруг видит — его брат сидит над норою и плачет.
— Отчего ты, мой братик, плачешь?
— Как же, — говорит тот, — мне не плакать, если в эту нору убежала проклятая баба.
— Да черт ее бери: пусть убегает.
— Э, нет, — говорит, — не хочу! Я ее, такую-сякую, вытяну. Рви конские кожи да плети канат!
Сплели канат, и отправился он в ту нору, а брату говорит:
— Ну, гляди же: как я дерну, чтоб ты меня вытаскивал!
Входит туда, видит — сидит девица-красавица и платки вышивает. Увидевши его, говорит:
— Слыхом слыхать, Сухобродзенко богатыря в глаза видать. Зачем ты, — говорит, — сюда так глубоко забился?
— Сюда, — говорит, — побежала баба, так я хочу ее одолеть.
— Не одолеешь ты ее, — говорит она. — Вот если возьмешь меня за себя, то я тебе помогу, и ты тогда ее одолеешь.
— Я тебя, — говорит, — за себя не возьму. А вот есть у меня наверху старший брат — так за него иди.
— Иди же, — говорит, — и посмотри за печь: она сидит у ткацкого станка и войско ткет.
Идет он и видит: сидит на одной половинке зада баба. На этот бок челнок кинет — люлька и бердак*, на тот бок кинет — войско и казак.
_____________________________
*Бердак — с украинского: сторож.
Он подходит и говорит:
— Здравствуй, бабка.
— А, здравствуй, собачий сын! Отрубил мне половину зада, да еще и сюда пришел! Ну что, будем биться или мириться?
— Нет, баба, не за тем я сюда забрался, чтобы мириться!
Ну, пойдем на тонок*, давай биться.
________________________
*Тонок — ровная площадка.
Как взялись биться, взялись биться… ни он ее, ни она его. Баба утомилась и говорит:
— Сыпь, дочка, под него горох, а под меня уголь.
А дочка как подсыпет под него уголь, а под нее горох, так та баба только коленями бах-бах-бах, а он ее сверху! Баба начала снова кричать дочке:
— Сыпь, негодная, под него горох!
А дочка взяла, да и еще ей подбавила гороху. Баба упала, и он ее убил. После вдвоем с дочкою понабирали всякого дорогого одеяния; он дернул за канат, и их вытащили наверх. И отдал он ту дивчину старшему брату в жены, и поехали они к шатру.
Он, млад юноша, изморился и лег спать; а она говорит мужу:
— Ты долго воевал; отдохни, клади голову мне на колени. У меня, — говорит потом она, — есть сестра еще краше, чем я. (Она думает, что тот спит, а тот все слышит).
— А где же она? — спрашивает ее муж.
— Украл Белый Полянин в жены себе.
— А как же ее зовут?
— Прекрасная Настасья.
Иван встал, умылся и оседлал коня. Старший брат и спрашивает его:
— Куда ты, мой братик, едешь?
— А что же, — говорит, — братец: тебе достал жинку, поеду и себе доставать.
И поехал.
Приезжает он в десятое царство. Видит — стоит хатка. Он к той хатке — помолился Богу; баба отворила двери, а у бабы голова обручем сбита.
А, слыхом слыхать Сухобродзенко богатыря, а в глаза видать; то было слышно, теперь и в глаза видно. По воле, или по неволе?
— По воле, — говорит он, — ведь добрый молодец не ходит по неволе.
— Куда тебя Бог несет?
— Что, старуха, не слышала ли, где Белый Полянин? Сам белый, поле белое, хорты белые — все белое!
— Не слышала, — говорит. — Иди к моей средней сестре, может, та тебе скажет. Нечего тебе, голубчику, и поесть дать; вот возьми разве головку капусты: может, где попаришь да съешь.
Он взял и поехал. Стоит хатка. Он к той хатке молитву сотворил. Баба отворила двери — двумя обручами у ней голова сбита.
— Слыхом слыхать, Сухобродзенко богатыря в глаза видать. Куда тебя Бог несет?
— А что, — говорит, — старуха почтенная, не слышала ли ты чего про Белого Полянина? Сам белый, поле белое, хорты белые, кони белые — все белое.
— Нет, — говорит, — не слышала; поезжай к моей старшей сестре: может, она знает. Нечего тебе, голубчику, дать на дорогу; вот возьми разве пшенной крупицы немножко, может, где кашу сваришь.
Поехал дальше. Видит — хатка. Он сотворил к той хатке молитву, баба отворила двери — тремя железными обручами у нее голова сбита.
— Слыхом слыхать, превеликого богатыря Сухобродзенко Ивана в глаза видать, то было слышно, а теперь и в глаза видно.
— Не видала ли, старуха, — спрашивает тот, — Белого Полянина? Сам белый, конь белый — все белое.
— Не видала, — говорит. — Иди к моему старшему сыну. Если он тебе не скажет, то уже никто не скажет. Нечего тебе, мой голубчик, дать поесть; одного-единственного поросенка имею, возьми хотя бы уж его: где-нибудь зарежешь себе и поживишься.
Поехал он. Видит: идет заяц, и четверо маленьких зайчаток лезут за ним, так бедные исхудали! Он взял головку капусты, разрезал на четыре части и кинул им. Зайчики поживились, а заяц и говорит ему:
— Спасибо тебе, Сухобродзенко Иван, что ты моих деток подкрепил. Я тебе большую услугу окажу.
Едет он, как вдруг видит: идет утка и малюсеньких утят ведет. Бедные малыши поотставали; он поглядел на них — взял да и высыпал им пшено. Они подкрепилися, а старая утка и говорит ему:
— Спасибо тебе, Сухобродзенко Иван, что ты деток моих немножко подкрепил; я когда-нибудь тебе большую услугу окажу.
А он подумал: «Господи, Боже мой, какую услугу она может мне оказать, ведь она сама такая маленькая!».
Поехал дальше. Видит: идет волк и ведет за собою волчат — те волчата поотставали. Он глядел-глядел на них, и жалко ему стало маленьких волчаток; вот он взял, да и кинул меж них того поросенка, они разорвали его и подкрепились. Тогда волк оборачивается и говорит ему:
— Спасибо тебе, Сухобродзенко Иван, что ты моих деток подкормил; за то я тебе может когда-нибудь большую услугу окажу.
Поехал он. Приезжает в десятое царство, видит — стоит хатка. Он к той хатке сотворил молитву, святой Юрий отворил.
— Слыхом слыхать, Сухобродзенко Ивана, превеликого богатыря в глаза видать. Зачем Бог так далеко занес?
— Не слыхали ли чего про Белого Полянина?
— Нет, — говорит святой Юрий, — ничего не слыхал. Погоди: я своих хортов созову: если они не найдут, то уже никто на свете тебе не скажет.
Поставил Ивана за дверьми, а сам вышел и крикнул. Как пошли звери — полон двор нашло! Всякие тут были.
— Ну что, — спрашивает, — все собрались?
— Все, — говорят. — Только еще нет хромой волчицы.
— А не слыхали ли, — говорит, — чего про Белого Полянина?
— Нет, — говорят. — Кажись, рассказывали, что его хорты да той волчице ногу перекусили; а больше мы не слыхали.
Вот идет та старая волчица. Идет и шкандыбает*.
______________________
*Шкандыбать — прихрамывать, ковылять.
— Ах ты, — говорит, — старая кривуля, почему ты так задержалась? Не слыхала ли часом чего про Белого Полянина: сам белый, поле белое, кони белые, хорты белые — все белое?
— Как, — говорит она, — хозяин, не слыхала, когда в его дворе мне его же хорты ногу перекусили!
Вот святой Юрий распустил всех, а ее оставил и говорит ему:
— Ну, — говорит, — гляди ж: как будешь идти, и она будет спрашивать, видишь ли ты город, говори «не вижу», аж пока не придешь к городу и не увидишь заставы, а то она боится хортов.
Берет он ее на коня и поехали. Только она говорит:
— А видишь ли, Сухобродзенко, город Белого Полянина?
— Нет, — говорит, — не вижу.
Проехали немного, она снова спрашивает:
— Видишь ли?
Он уже совсем видит, а говорит:
— Нет, не вижу.
Когда подъезжают уже к заставе, она и спрашивает:
— Ну что, уже видишь?
— Вижу, — говорит.
Она как слетит с коня, как махнет — да так, что и конем не догонишь, даже и хромота прошла, так хортов боялась! Прошел он заставу, видит — стоит хатка. Он молитву сотворил. Отворила двери старая баба.
— Слыхом слыхать, Сухобродзенко Ивана в глаза видать!
— А что, — говорит, — бабуня, не знаешь ли ты Белого Полянина?
— Как, — говорит, — не знать мне, если я его баба. А на что он тебе?
— Я хочу взять у него Прекрасную Настасью себе в жены.
— Помогай тебе Боже.
— Пойдите, бабуся, и расспросите ее, когда он из дому поедет; и скажите ей, что приехал такой-то и такой-то и хочет ее украсть.
Пошла баба. Приходит к ней и говорит:
— Прекрасная Настасья, приехал, — говорит, — великий славный богатырь Сухобродзенко Иван и хочет тебя себе в жены украсть!
— Боже, — говорит, — ему помоги: я давно сама того хочу.
— А где ж твой муж?
— Поехал, — говорит, — на охоту. Скажи Ивану, если у него есть время, пусть сразу приезжает и забирает меня.
Приехал он, забрал ее, заплатил бабе и поехал. Едет он, едет, приезжает в десятое царство.
А Белый Полянин со своим Гнатом Булатом, верным слугою, возвращается с охоты. Бьет своего коня плетью меж ушами:
— Ну, — кричит, — скорей к Прекрасной Настасье на чай поспевай!
Конь ему говорит:
— Пане любый, пане милый, уже Прекрасной Настасьи нет.
— А где же она? — говорит Белый Полянин.
— Сильный богатырь Сухобродзенко Иван украл.
— Ничего, мой конь, — говорит. — Еще мы приедем, вспашем, насеем жита*, жито вырастет, сожнем, намолотим, наварим пива, напьемся и поедем догонять — то и тогда догоним.
_______________________________
*Жито — любой хлебный злак: пшеница, рожь, ячмень и так далее.
А конь только на трех ногах. Приехали домой, сделали так, как сказал Белый Полянин; после погнался в погоню и догнал Сухобродзенко и отнял Прекрасную Настасью, а его порубил, посек как капусту, и коня его также порубил.
Лежат они оба порубанные. Идет зайчик, посмотрел — узнал его, сел да и плачет:
— Это же мой хозяин, тот, что моих деток голодных накормил.
Летит уточка и спрашивает:
— Зайчик, зайчик, отчего ты плачешь?
— Как же, — говорит, — мне не плакать, если это лежит порубанный мой хозяин, что моих деток покормил.
Утка узнала его и говорит:
— Он ведь и моих деток покормил.
Сели они и вдвоем качали плакать. Идет волк и спрашивает:
— Зайчик-братик, отчего ты плачешь?
— Как же, — говорит, — мне не плакать, если он моих деток покормил, а теперь я ему не могу ничем помочь!
Волк сел и тоже стал плакать:
— И моих, — говорит, — деток он покормил.
Втроем уже плачут. Вот уточка и говорит им:
— Чего мы плачем, надо что-то придумать для него!
Утка полетела, а зайчик побежал за нею; волку же они сказали, чтоб он стерег:
— Гляди же, — говорят, — волк, стереги его и не тронь; и не смотри, что мы такие маленькие, мы тебя тоже можем посечь, как он посеченный лежит.
Побежал зайчик к гончару и украл два горшочка; один прицепил уточке под правое крылышко, другой под левое. Зайчик побежал, уточка полетела.
Прибежал зайчик в Чуй-лес*. В том Чуй-лесе есть родничок с исцеляющей и оживляющей водой, а возле него стоят двенадцать человек сторожей. Уточка села на яблоне, а зайчик начал бегать между ними: вот-вот они его схватят.
____________________
*Чуя — вода, река.
— Ба, братцы, зайчик! Если б мы его поймали, было бы чем пообедать.
Шесть человек побежали за ним, он бегает между ними — они его едва не схватят. А он все так делает, чтобы только отвести их от родничка.
— Братья, — кричат они, — дайте помощи — поймаем зайчика!
Вот и те от родничка — да за зайчиком. А уточка с дерева спорхнула к родничку, набрала исцеляющей и оживляющей воды и полетела. Они как оглянулись — бросили зайчика и к родничку, а зайчик за уточкой побежал, и след его простыл.
Прибегают, а волк все сидит и стережет.
— Ну что, — говорят, — волк, не трогал?
— Ей Богу, — говорит, — не трогал!
Вот они помазали исцеляющей водой — он стал целым, помазали оживляющей — он ожил.
— Вот, — говорит, — как я заснул!
— Эге, — говорят, — пане любый: посмотри на своего коня, и ты бы так заснул!
Помазали коня, он сделался целым и ожил.
Догадался Иван, что у него отнял Белый Полянин Настасью; вернулся назад. Приезжает.
— Здравствуй, — говорит, — старая!
— Здравствуй, Иван! Он же ведь тебя как капусту порубил!
— Нет, — говорит Сухобродзенко, — то он не меня порубил, а куль соломы. Пойди, старуха, и попроси Настасью: пусть она допытается, где он такого коня добыл?
Пошла старуха и говорит:
— Здравствуй, Настасья Прекрасная; приехал Сухобродзенко Иван!
— Он же, — говорит, — его как капусту порубил!
— Нет, — говорит, — то не его, а куль соломы. Просит он тебя, чтоб ты разведала, где Белый Полянин такого коня взял?
Приезжает Белый Полянин, Настасья его и спрашивает:
— Что я тебе хочу сказать: скажи мне, где ты такого коня взял, что как мы далеко ни убежали, а ты нас все-таки догнал?
— Прекрасная Настасья, за тех коней, — говорит, — теряют свои головы. Есть, — говорит, — Чуй-лес; в том лесу есть три бабы, и у одной из них есть три кобылы. Кто тех трех кобыл выпасет три дня, тот заработает коня; а кто не устережет и упустит, тот потеряет свою голову.
Она все рассказала старухе, а та все пересказала Ивану. Он поклонился той бабе и пошел.
Шел-шел, уже в десятое царство зашел, есть ему очень захотелось. Видит он — над дорогою гнездо шершней. Он полез на дерево, как вдруг матка выскакивает из гнезда и говорит ему:
— Слыхом слыхать, Сухобродзенко Ивана в глаза видать. Зачем ты так высоко к нам забрался?
— Не спрашивай, — говорит, — потому что я очень есть хочу, и вас всех с гнездом съем!
— Не ешь, — говорит она, — я тебе великую услугу окажу!
Подумал он, подумал — оставил их и пошел.
Видит — муравьиная куча. Матка выскочила и говорит:
— Слыхом слыхать, Сухобродзенко Ивана в глаза видать! Зачем ты нас разоряешь?
— Не спрашивай, — говорит, — я так есть хочу, что так вас всех с кучей и съем!
— Не ешь, — говорит, — я тебе большую услугу окажу.
Подумал-подумал он и пошел дальше.
Идет по-над морем, вдруг видит — по песку лезет рак, сам высох весь, а живой. Он поглядел — такой, что и есть нечего — взял да и кинул в воду. Рак окунулся, вынырнул и говорит:
— Спасибо тебе, Сухобродзенко Иван, что ты меня спас, я тебе великую услугу окажу.
Пошел он дальше, видит — шесты, на каждом шесте голова надета, только на одном нет головы. Вот он и думает: «Вот тут- то моя голова и поляжет!».
Идет дальше, видит — хатка, а в той хатке старая бабка. Вот он и говорит:
— Здравствуй, бабка! У тебя ли здесь, — говорит, — кобыл пасти?
— У меня, — говорит она. — Если три дня выпасешь — возьмешь коня, а если погубишь — голову потеряешь. Ночуй, — говорит, — у меня, а я тем временем пойду кобылок бабить*, чтоб тебе был конь за эти три дня.
_______________________
*Бабить — принимать роды.
Пошла она, а ее дочка ему и говорит:
— Иди, — говорит, — не ужинай, а пойди послушай, что она им будет говорить, когда будет бабить.
Пошел он и слушает, а она и говорит:
— Глядите вы, такие-сякие, как он погонит вас пасти, то чтобы вы мне убежали в Чуй-лес, тогда там он вас не найдет.
Он вернулся в хату, а дивчина и спрашивает его:
— Ну как, слышал?
— Слышал, — говорит.
— Ну, гляди же, стереги хорошо, а то пропадешь!
Поужинал он, лег спать. Рано вставши, собирается гнать кобылок на пастбище. Бабка ему и говорит:
— Ну, гляди же, паси хорошо. Возьми лучок — убьешь тетервачок, возьми лучонка — убьешь зайчонка, и как смеркаться станет, то чтобы ты и кобылок пригнал, и тетерю принес, и зайца.
Дала ему сонный пирожок и говорит:
— Как захочешь полдничать, то пополдничаешь.
Погнал он, пасет. Захотелось ему есть, вот он съел тот пирожок и заснул. Проснулся — нигде нет кобылок. Плакал он, плакал, а что поделаешь? Тогда он встал, натянул лучок — убил тетервачок, натянул лучонка — убил зайчонка. Летит к нему шершень и спрашивает:
— Пане любый, пане милый, чего ты плачешь?
— Как же мне, мушка, не плакать, если я не уберег кобылок?
Шершень как крикнет, как свистнет — как начали со всех сторон лететь шершни; вот он им и говорит:
— Глядите мне, чтоб кобылки были сей же час!
Полетели они и нашли их в Чуй-лесе аж в яру*. Как начали их кусать — те не выдержали, давай бежать. Вот и пригнали их прямо к Ивану.
______________________________
*Яр — высокий, крутой, обрывистый берег или овраг с такими стенками.
Он тогда взял добрый дрюк* и погнал их домой. Загнал в конюшню, а сам заходит в хату.
__________________________
*Дрюк — кол, дубина, палка, шест.
— Ну что, — спрашивает баба, — пригнал кобылок?
— Пригнал, — говорит.
— А зайчика принес?
— Принес.
— А тетервачок есть?
— Есть, — говорит.
— Ну, садись ужинать, а я пойду бабить к кобылам.
Дивчина снова говорит ему:
— Не ужинай, а иди слушать, что она им будет говорить.
Пошел он, вдруг слышит: она кобыл лупит дрюком и кричит:
— Я же вам, негодные, говорила, чтоб вы от него убежали!
— Мы, бабуся, — говорят, — убегали, да что-то рыженькое, маленькое как начало нас гонять, так мы аж до него прибежали.
— Ну, глядите же: чтоб завтра вы мне убежали в такой лес, чтоб вас там и птица не нашла! Залезете в гнилую колоду — там никто не найдет.
На другой день рано она снова дает ему сонный пирожок и говорит:
— Возьми лучок — убьешь тетервачок, возьми лучонка — убьешь зайчонка, и чтоб кобылок пригнал!
Он снова съел тот пирожок и заснул. Просыпается — нету кобыл. Он сел и плачет. Натянул лучок — убил тетервачок, натянул лучонка — убил зайчонка.
Маленькая комашечка* приползает к нему и спрашивает:
___________________
*Комашка — муравей.
— Чего ты плачешь?
— А как же мне не плакать, если мои кобылки поубегали?
— Погоди, не плачь!
Полезла сразу к своим, и созвала всех, и пошли они в лес, и нашли кобыл в лесу, в гнилой колоде; как начали их кусать, то аж до него пригнали. Он их пригнал домой, сам заходит в хату. Баба его и спрашивает:
— Ну что, пригнал?
— Пригнал, — говорит.
— А тетервачка и зайчика принес?
— Принес.
— Ну, иди ужинай, а я пойду к кобылкам бабить. Еще день попасешь — и будешь иметь коня.
А дивчина снова говорит:
— Иди, смотри, что она будет делать им.
Пошел он и видит, что она бьет их дрюком и кричит:
— Почему же вы, негодные, не убежали?
— Мы, бабуся, убежали, да что-то маленькое-рыженькое как начало нас кусать, то мы и прибежали назад.
— Ну, глядите же: чтоб завтра вы поубегали в море. Там вас уже никто не найдет.
На другой день дала ему сонный пирожок и говорит:
— На, возьми лучок — убей тетервачок, возьми лучонка — убей зайчонка, и чтоб кобылок пригнал.
Он съел пирожок и заснул. Просыпается — ан нету кобыл. Он сел и плачет: знает, что они в море, но как же выгнать их оттуда? Вдруг лезет рак и спрашивает его:
— Пане любый, пане милый, чего ты плачешь?
Тот ему и сказал.
— Стой, — говорит рак, — не плачь, — может, я тебе помогу!
Как крикнет, как свистнет — сбежались все раки, и большие, и малые. Вот тот рак и говорит им:
— Чтоб вы мне сейчас же выгнали из моря тех кобылок!
Они нырнули, как начали их там кусать — кобылы не выдержали и выскочили к нему. Вот он их погнал дрюком, пригнал к бабе.
— Ну, садись же ты ужинать, а я пойду бабить, чтоб тебе завтра было чем заплатить.
А дивчина ему и говорит:
— Иди, — говорит, — смотри, что она будет делать.
Пошел он и слышит, как баба кричит:
— Чтобы мне сейчас же было по жеребейку, такие вы проклятые, не умели спрятаться!
Жеребята стали перед нею. Она взяла и из двоих хороших вынула печенку и легкое и вложила в самого плохого.
Вот дивчина ему и говорит:
— Как будет она тебе давать хорошего коня — не бери, ведь ты же видел, что они пустые; а скажи, что за три дня службы не следует брать хорошего коня. И уздечки хорошей не бери, а проси из лычка.
Переночевали. Вот идут в конюшню, она и говорит:
— Ну, бери которого хочешь жеребенка — вот стоит хорошенький, бери!
— Нет, — говорит, — бабуня, я того не хочу; дайте мне этого, поганенького, и дайте мне лыковую уздечку, чтоб на мне греха не было, что за три дня службы столько набрал.
Взнуздал его и ведет. А конь ему и говорит:
— Пане мой любый, позволь мне отлучиться на эту ночь: пусть я мать пососу.
— Иди, — говорит.
Тот пошел, высосал мать, высосал теток, высосал бабу, высосал и дочку — и приходит к нему, и говорит:
— Ну, пане мой любый, садись теперь на меня.
— А разве ты меня, — говорит Иван, — удержишь?
— Удержу, — говорит конь, — или не удержу — это увидишь; а вот лучше скажи мне, как тебя нести: выше ли леса стоячего, ниже ли облака ходячего?
— Нет, — говорит, — неси меня по земле. И неси к Настасье Прекрасной.
Понес он. Принес его к той бабе на заставе. Вот входит он в хату и говорит:
— Здравствуй, бабуся!
— А, здравствуй, Иван Сухобродзенко; а я уже думала, что ты не живешь на свете.
— Нет, — говорит, — бабуся, живой! Пойди-ка и спроси Настасью, когда Белого Полянина не будет дома. Теперь уж я ее украду.
Пошла баба и говорит:
— Приехал, — говорит, — Сухобродзенко Иван. Он спрашивает, когда Белого Полянина не будет дома, чтоб тебя украсть.
— Скажи ему, бабуся, что теперь самое время, потому что Белого Полянина нет дома, поехал на охоту.
Приходит баба к нему и рассказывает. Вот он на коня, да и туда. Взял Настасью и убежал с нею.
Возвращается Белый Полянин с охоты, погоняет своего коня и говорит ему:
— А ну, поспевай быстрее к Настасье на чай!
— Гей, гей, — говорит конь, — нечего нам торопиться, потому что уже твоей Настасьи Прекрасной нет и не будет: ее украл славный могучий богатырь Иван Сухобродзенко.
— Как, — говорит, — Иван Сухобродзенко? Я же его как капусту посек!
— Нет, — говорит конь, — это ты не его посек, а куль соломы.
— Ну, — говорит, — это еще ничего, пускай убегает; а мы еще вспашем, посеем жито, сожнем, соберем, смелем, наварим пива, напьемся и тогда поедем — то и тогда догоним и отберем Настасью.
— Нет, пане мой любый, если думаешь догонять, то поедем сразу, потому что потом будет уже поздно; ведь у него теперь конь — мой родной брат.
— Если так, то поедем. Уж я ему покажу, как чужих жинок красть!
Поехали. Тот конь летит выше дерева стоячего, а он его меж ушей тесаком бьет и все погоняет. Вот уже догоняют, вот догонят. Только Сухобродзенков конь оборачивается к своему брату, коню Белого Полянина и говорит ему:
— Неужели, — говорит, — брат мой милый, ты против меня пойдешь? Мы же, — говорит, — сыны одной матки!
— Что же, — говорит ему тот, — я буду делать, если он меня меж ушей тесаком бьет?
— Подними, — говорит, — ты его под облака да стряхни там, вот он и погибнет.
Поднял тот Белого Полянина под облака, стряхнул, упал тот на землю и вдребезги разбился, и поползли из него гады, змеи, жабы, ящерицы и всякая нечисть.
Сухобродзенко взял его коня и слугу Гната Булата себе и поехал. Теперь уже поехал домой к отцу.
Ехали целый день, вечером остановились ночевать. Вот Сухобродзенко с женою заснул, а Гнат Булат не спит. Вдруг слышит: на дерево сели кукушки, и одна говорит:
— Едет, — говорит, — славный богатырь Сухобродзенко Иван домой. А дома батька родной, мать не родная; батька рад, мать не рада. Как приедут домой, будет ему первая смерть: даст ему мать на ночь белую сорочку; он как ее наденет, сразу умрет. Кто эти слова слышит и перескажет, тот по колено каменным станет.
Записал эти слова Гнат Булат и молчит, никому не говорит. Его господа утром встали и поехали. Ехали целый день, а вечером остановились на ночлег. Они напились чаю, поужинали и заснули, а Гнат Булат не спит. Снова прилетели кукушки, и одна говорит:
— Едет славный богатырь Сухобродзенко Иван домой гостить. А дома батька родной, мать не родная; батька рад, мать не рада. Будет ему другая смерть: как приедут домой, как сядут ужинать, то она ему даст стакан вина; он как выпьет, так сразу у него в середине загорится, и он умрет. Кто это слышит и перескажет, тот по пояс каменным станет.
Записал и это Гнат Булат и молчит. Утром встали и поехали дальше. Вечером снова остановились ночевать, снова прилетают кукушки и одна говорит:
— Едет, — говорит кукушка, — богатырь Сухобродзенко Иван в гости к батьке. Батька родной, мать не родная; батька рад, мать не рада. Будет ему третья смерть. Как он заснет, мать перекинется гадюкою и укусит его, и он от того умрет. Кто это слышит и перескажет, тот по шею каменным станет.
И это записал Гнат Булат. На другой день утром они встали и поехали. Теперь уже приезжают домой. Батька так рад, так целует их, так обнимает, такой веселый! Мать также весела, словно и она рада.
После ужина, когда они шли спать, она дает ему белую сорочку на ночь. Гнат Булат это видел, взял, да ту сорочку спалил, а ему дал другую.
На другой день за ужином она подносит ему стакан вина и просит его выпить. Он только что хотел выпить, как Гнат Булат вырвал у него из рук стакан и бросил. Вино разлилось, и где оно разлилось, там пол выгорел.
Он немножко посердился на Гната Булата, что тот вырвал у него из рук стакан, да и успокоился.
На третий вечер, когда они легли спать, она перекинулась гадиной и лезет к ним в хату. А Гнат Булат не забыл, что третья кукушка сказала, стал за дверями и дожидается. Только она к кровати — а он как махнет саблею, да не попал в гадюку, а перерубил ножку у кровати. Кровать перекинулась, а Сухобродзенко и проснулся, да и видит, что Гнат Булат стоит и меч поднял вверх, — а гадюка уже убежала. Вот он и говорит:
— А, — говорит, — такой-то ты верный слуга! Ты меня зарезать хотел. Подожди же, я тебя отблагодарю: будешь ты меня помнить.
И хотел он его на смерть осудить. Только тот и говорит ему:
— Постой, — говорит, — не осуждай меня на смерть; так уж и быть: я все тебе расскажу.
— Ну, — говорит, — рассказывай, послушаем.
Вот он и рассказал то, что слышал от тех трех кукушек, и как рассказал, то по шею каменным стал. Вот тогда Сухобродзенко и увидел, что за человек был Гнат Булат, и жалко ему его очень стало, а не знает, как ему помочь.
Вот лег он спать, и снится ему, что приходит к нему какой-то очень старенький дед и говорит ему: «Если ты хочешь, чтобы твой Гнат Булат был таким, как и прежде, то посади на тот камень, в котором теперь Гнат Булат, свое дитя, и пойди позови палача, пусть он ему голову отсечет, и как кровь с того дитяти пойдет и попадет на камень, то тот камень распадется, и Гнат Булат выйдет».
Проснулся Сухобродзенко, схватил дитя, побежал и посадил на камень, а сам пошел за палачом. Только пока он ходил — дитя упало и разбило себе нос; кровь попала на камень, камень раскололся, и Гнат Булат вышел.
Возвращается Сухобродзенко и видит, что Гнат Булат носит его дитя по двору. Вот тогда он очень обрадовался и задал пир на весь мир. Я там был, мед-вино пил, по бороде текло, а в рот не попало. Забили меня в гармату* и как выстрелили, то я залетел аж в эту хату, и теперь тут сижу.
___________________
*Гармата — пушка.